Для одних экстрим — выйти из автобуса, а для других — взойти на Эверест — Дмитрий Гозак

15.12.2017 12:15

Наш сегодняшний собеседник знает об активном туризме если не все, то многое. Основатель и руководитель клуба активных путешественников Plan B Дмитрий Гозак в интервью ЭкспертТуру рассказал о своей «последней ночи с девушкой на полке», о том, что хороший альпинист – живой альпинист, о рынке приключенческого туризма и многом другом.

— Когда ты первый раз надел рюкзак и куда-то пошел?

— Свой первый горный поход я совершил после 9-го класса. Я тогда ходил во Дворец пионеров — в туристический кружок. Попали в район Эльбруса, в долину Адыр-су, там и прошел мой первый горный поход. О нем можно рассказывать отдельно, но вот, собственно, с тех времен я и хожу по горам. И делаю это уже очень много лет.

— То есть ты сразу пошел на Эльбрус? Не стал размениваться на Карпаты?

— Я был в Карпатах до этого, но настоящие горы начались для меня на Кавказе — в Приэльбрусье. Самый большой перевал был где-то на 3500 метров. Ну а потом, уже после университета, после армии, после «бурэмных» 90-х, я «намотал» на норматив Мастера спорта. Мне уже тридцатник был к тому времени. На тот момент все в стране уже было развалено в капусту, и корочек МС по горному туризму у меня нет, потому что мне было лень этим заниматься. Хотя сейчас думаю — наверное, хорошо было бы иметь несколько значков (смеется).

Занимался, конечно, и другими видами спортивного туризма: лыжным, водным, пешим и т.д. Но основное направление — это горы. Они мне нравятся.

— И ты решил профессионально заняться тем, что тебе нравится.

— Да. Просто выяснилось, что мое хобби, мой опыт — это кому-то надо. И возникла идея заняться таким делом, как организация путешествий различного профиля. Прежде всего активного, то есть: это не гостиницы с пляжами, отелями, бассейнами, не «посмотрите направо — посмотрите налево», а именно восхождения, трекинги, джип-туры, то есть реальное погружение в легкий экстрим. В него можно глубоко погрузиться, а можно не очень.

— А что значит глубоко?

— Дело в том, что для большинства людей экстрим имеет очень широкий диапазон. Для одних экстрим — выйти из автобуса, а для других — взойти на Эверест. Экстрим — это такое понятие, которое требует определения для той или иной аудитории.

— А какой глубокий экстрим был у тебя, к которому клиент оказался, скажем так, не готов?

— Наверное, самый глубокий экстрим у меня был, когда я еще занимался горным туризмом и пошел в свой самый первый сложный горный поход. У нас в коммерческом туризме нет серьезного экстрима. И не потому что я его не хочу, а потому что серьезный экстрим говорит о том, что вы просто плохо подготовились к путешествию. Если же подготовка хорошая, то глубокого экстрима не бывает. И все же в моем спортивном прошлом был такой эпизод. Правда, я был в этом походе, как ты выразился, клиентом…

— Ты падал в расщелину, тебя вытаскивали…

— Короткая история выглядит так. Был 1987 год. Наш руководитель решил выпендриться. (Потому что какой руководитель не хочет в глазах своего окружения выглядеть великим?) Мы залезли на перевал «тройка А». Его проходят в походе 5-й категории сложности, то есть одном из самых сложных путешествий в горном туризме.

Подъем оказался простым, а вот на спуске мы просто не видели, куда идем. Потому что был туман и мы спускались по вертикальной стене. После того как спустились метров на 400-450 (стена была реально вертикальная — наверное, под 50°, а группа большая), наступил вечер. И нам пришлось заночевать на наклонной полке, метр на полтора, где поместилось только четыре человека. Еще четверо ночевали выше еще на одной наклонной полке, а руководитель с напарником ушли вниз, в пустоту.

Спуститься по веревкам, которые шли вниз, за руководителем мы не смогли, потому что они были натянуты как струна. Тогда не было ни рации, ничего, и даже не видно было, что там происходит. Когда руководитель шел вниз (он человек здоровый, он и сейчас в здравии), у него был большой рюкзак. И когда он спускался по веревкам и «весело» на них прыгал, крючья, на которых крепилась система, потихоньку вылетали один за одним, с таким звоном, знаешь: «Чпок! Чпок!» А ты смотришь на это, слышишь эти «чпоки» и понимаешь, что вылетит еще два — и мы все вместе полетим вниз большой красивой и дружной гирляндой.

Сама стена была очень сложной, и найти трещину, куда забить крюк, не представлялось возможным. Но когда из четырех крюков вылетело два, у меня открылся, что называется, третий глаз, который сказал: «Парень, не вопрос — здесь, здесь и здесь» — и я быстренько «нарисовал» новую станцию. Так что руководитель мог прыгать на веревках, сколько захочет.

Но наступала ночь, и нам нужно было как-то устраиваться на ночлег. Вы представляете, что такое наклонная плоскость шириной полтора метра? То есть ты на ней сидишь, но медленно сползаешь в пропасть. А дальше идет отрицательный склон (тот, за которым начинается отвес. — Ред.). Ну все, у нас есть надежная точка, я там набил гирлянду крючьев, все заблокировал. Группа может нормально сидеть-висеть, и уже не страшно упасть.

Надо сказать, что в горах и так не жарко, а еще до этого мы спускались под водопадами, поэтому все мокрые. Вечереет, становится холодно, и надо что-то делать. Товарищ стоит рядом на одной ноге, на микрополочке, потому что места мало. Когда я спросил его, долго ли он собирается стоять, он ответил, что всю ночь. Я сказал, что я не такой герой, поэтому собираюсь ночевать комфортно. И стал делать из палатки гамак, закрепив ее края на крючьях.

Мы перестали сползать вниз, и неплохо было сделать так, чтобы стало теплее. Из спальных мешков соорудили такой кокон и все вместе туда залезли, в чем были. И под конец (а в горах это важно) нам удалось закрутиться в полиэтилен. (Раньше, в советское время, хороших палаток не было, они накрывались обыкновенным куском полиэтилена.) Почему? Да потому что какой бы ты горячий ни был, ветер выдует все тепло.

После того как мы завернулись, возникла конкретная баня, нас уже вообще ничего не трогало. Я говорю: «Неплохо бы поесть». Но после этой фразы мои руководящие навыки почему-то ослабли, и я кулек с едой упустил в пропасть. Группа крякнула. Завхозом была девушка, она и говорит: «Дима, у нас остался последний кулек». А я ей: «А вдруг это наша последняя ночь? Давай хоть поедим!».

Наступило утро, и мы увидели, что внизу белеет ледничок — до него уже метров 50, а может, 70 по высоте. И где-то там внизу ковыляет наш замечательный замерзший руководитель. Мы поняли, что он ночь прожил и ему нормально. Дальше с легкими матючками меня вщелкнули в веревку, и я поехал вниз. Доехал примерно до середины — и веревка закончилась. И вишу я в нижней части такой буквы V. Другой ее конец зацепился за выступ, и до стены так метров 5-7.

— То есть дергай, не дергай…

— Да, ничего не будет. Дальше, используя элементы эквилибристики, я долетел до второй веревки, которая висела параллельно. Мне удалось перещелкнуться на нее, я был молодым, красивым, отчаянным, отлично владел армейским лексиконом… Ну, дальше не буду говорить.

Я доехал донизу и проорал друзьям, что все хо-ро-шо. И они поехали по V-образной веревке. Мне-то чудеса эквилибристики были доступны, а им нет. Я объяснил товарищам на общедоступном языке, что не надо спускаться по этой веревке — надо спускаться по другой. И дальше они спустились на ней. И как бы все закончилось благополучно. Наш руководитель весь день стучал зубами, потому что у него реально не было никакой нормальной одежды. И в общем-то это был для него самый большой экстрим, и для меня тоже. Больше я никогда в такие ситуации не попадал.

Продолжение следует

Беседовал Константин Николаев

Авторы фото: Людмила Карпенко, Егор Трунов, Алена Ларионова, Сергей Мисюра, Наталия Мороз, Ната Обвинцева, Саша Зеленский

Источник